Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный] - Анджей Сапковский

Они запрыгнули в седла, ударами пяток и криком заставив лошадей пойти в галоп. Промчались через буковину, подняв тучи листьев, прогалопировали сквозь рощицу, прикрывая лица от секущих ударов веток. Разбрызгали лужи на просеке, влетели в высокий лес.

– Не отставать! – крикнул, обернувшись, Шарлей. – Не отставать! Они гонятся за нами!

Факт. Гнались. Лес позади был полон звона копыт и крика. Рейневан оглянулся и увидел фигуры наездников. Он прижался к гриве, чтобы хлещущие ветки не сбросили с седла. К счастью, он уже вылетел из чащобы в редколесье и пустил коня в галоп. Сивка Шарлея мчался как ураган, отрываясь все больше. Рейневан заставил свою верховую мчаться быстрее. Это было очень рискованно, но остаться позади одному ему вовсе не улыбалось.

Он обернулся. Сердце замерло и опустилось вниз, на самое дно живота, когда он увидел, кто за ними гонится. Конники с полощущимися за спинами похожими на крылья призраков плащами. И услышал крик:

– Adsumus! Adsuuuuuumus!

Он гнал, что было сил в копытах. Конь Генрика Хакеборна неожиданно захрапел, сердце Рейневана съехало еще ниже. Он прижался лицом к гриве. Почувствовал, как конь прыгнул и не понукаемый, по собственной инициативе, перелетел то ли через яму, оставшуюся от вырванного с корнем дерева, то ли через ров.

– Adsuuuumus! – донеслось сзади. – Adsuuuumus!

– В яр! – крикнул мчавшийся первым Самсон. – В яр, Шарлей!

Шарлей, хоть и не уменьшил скорости, все же заметил ложбинку – яр, holweg[352], впадину, тропинку в колтловине. Моментально направил туда коня, сивка заржал, скользя по покрывающему склон ковру листьев. Самсон и Рейневан последовали за ним. Скрылись в лощине, но хода не замедлили, не стали сдерживать коней. Мчались напропалую по приглушающему стук копыт мху. Конь Генрика Хакеборна снова захрапел, громче, несколько раз подряд. Конь Самсона тоже храпел, грудь покрылась пеной, хлопья так и сыпались с него. Сивка же Шарлея не подавал никаких признаков усталости.

Крутая лощина вывела их на полянку, за полянкой раскинулся орешник, густой, что твои лесные дебри. Они продрались сквозь чащу и вновь въехали в высокорослый бор, позволяющий пустить коней галопом. Кони храпели все сильнее.

Спустя какое-то время Самсон придержал коня и отстал. Рейневан понял, что должен сделать то же. Шарлей обернулся, придержал сивку.

– Похоже… – с трудом произнес он, сравнявшись с ними. – Похоже, оторвались… Во что же ты, язви тебя, снова нас впутал, Рейневан?

– Я?

– А кто же еще-то?! Я видел тех наездников. Видел, как ты корчился от страха, заметив их. Кто это? Почему они орали: «Мы здесь»?

– Не знаю, клянусь…

– Что толку в твоих клятвах! Ладно, кем бы они ни были, нам удалось…

– Еще не удалось, – изменившимся голосом сказал Самсон Медок. – Опасность еще не миновала. Внимание! Внимание!

– Что!

– Что-то приближается.

– Я ничего не слышу.

– И все-таки. Что-то скверное. Что-то очень скверное.

Шарлей развернул коня, стоя на стременах вглядывался и напрягал слух. Рейневан же, наоборот, съежился в седле. Новые нотки в голосе Самсона заставили его насторожиться. Конь Генрика Хакеборна захрапел, затопал. Самсон крикнул. Рейневан взвизгнул.

И тут неведомо откуда, неведомо как с мрачного неба посыпались нетопыри.

Это, конечно, не были обыкновенные летучие мыши, хотя и были они лишь немногим крупнее обычных, самое большее – раза в два, но у них были неестественно большие головы, огромные уши. Глаза будто раскаленные угольки и ощерившиеся пасти, забитые белыми клыками. И было их множество, целая туча, рой. Их узкие крылья будто ятаганы со свистом рассекали воздух.

Рейневан словно сумасшедший размахивал руками, отбиваясь от яростно нападавших бестий, исходя криком от ужаса и отвращения, срывал с себя цеплявшихся за шею, грызущих руки. Болезненно кусавших уши. Рядом Шарлей не целясь рубил вокруг себя саблей, густо прыскала черная нетопыриная кровь. На голове Шарлея сидели четыре, Рейневан видел, как по лбу и щекам демерита ползут змейки крови. Самсон боролся молча, давил ползающих по нему существ, хватая их горстями по нескольку штук сразу. Лошади безумствовали, рвались, визжали, дико ржали.

Сабля Шарлея свистнула у самой головы Рейневана, клинок прошел по волосам, смел с них большую, жирную и исключительно наглую тварь.

– Вперед! – рявкнул демерит. – Надо бежать, здесь оставаться нельзя!

Рейневан погнал коня, как-то тоже сразу поняв: это не были обычные летучие мыши, это были существа, призванные чарами, а значит, насланные преследователями, и эти преследователи вот-вот появятся. Они рванули галопом, коней подгонять не приходилось, паникующие животные забыли об усталости и мчались так, словно их преследовали волки. Нетопыри не отставали, наскакивали, валились на них непрерывно, защищаться на полном скаку было трудно. Удавалось это только Шарлею, который рубил саблей так, словно родился и всю свою юность провел в Татарии.

Рейневана же, как опять стало ясно, неудачи преследовали хуже, чем Иону. Нетопыри кусали всех троих, но именно Рейневану один вцепился в волосы на лбу так, что совершенно заслонил глаза. Уродцы атаковали всех трех лошадей, но только Рейневанову коню один впился прямо в ухо. Конь рванулся, дико заржал, затряс опущенной головой, дернулся, подкинул круп с такой силой, что ослепший Рейневан вылетел из седла, как снаряд из катапульты. Освободившийся от груза конь сумасшедшим галопом кинулся в лес, к счастью, Самсон успел ухватить его за поводья и остановить. Шарлей же спрыгнул с лошади и, подняв саблю, ворвался в можжевельник, где над барахтающимся в высокой траве Рейневаном нетопыри кружили будто сарацины над поверженным на землю паладином. Выкрикивая чудовищные ругательства, демерит хлестал саблей так, что во все стороны брызгала кровь. Рядом Самсон, сидя в седле, дрался одной рукой – другой держал вырывающихся коней. Совершить такое мог только Самсон.

Рейневан был первым, заметившим, что в бой вступили новые силы. Возможно, это случилось потому, что, стоя на четвереньках и уткнув нос в траву, он пытался выбраться из боя. И видел, как трава вдруг стелется по земле. Словно поваленная вихрем. Он приподнял голову и шагах в двадцати от себя увидел мужчину, почти старика. Но прямо-таки гиганта с горящими глазами и львиной гривой млечно-белых волос. Старец держал посох, странный, сучковатый, фантастически выкрученный, истинный змей, застывший в пароксизме мучений.

– Пади! – громовым голос крикнул старец. – Не поднимайся!

Рейневан распластался по земле. Почувствовал, как странный вихрь свистит у него над головой. Услышал приглушенное ругательство Шарлея. И неожиданный, всеохватывающий, пронзительный писк до того нападавших на них в полном молчании нетопырей. Писк утих, оборвался так же неожиданно, как и возник. Рейневан услышал и почувствовал, как кругом что-то падает градом, ударяясь о почву глухо, как зрелые яблоки. Он чувствовал также на волосах и спине словно сухой дождь. Оглянулся. Кругом куда ни глянь валялись мертвые нетопыри, а сверху, с ветвей деревьев, не переставая сыпался плотный поток насекомых – жуков, паучков, гусениц, личинок и ночных бабочек.